Норвежский лес - Страница 79

— Скажем так, я ни на ком жениться не собираюсь и Хацуми об этом четко говорю. Так что она может выйти замуж, за кого хочет. Я удерживать не буду. Хочет меня ждать, не выходя замуж, пусть ждет.

— Ну и ну! — поразился я.

— Считаешь, гад я?

— Считаю.

— В мире справедливости даже в принципе нет. Это не моя вина. Изначально все так устроено. Я Хацуми не обманывал ни разу. Я ей четко сказал: в этом плане я человек отвратительный, так что если не нравится — давай расстанемся.

Нагасава допил пиво и закурил.

— Тебе в жизни страшно никогда не бывает? — спросил я.

— Слушай, я тоже не такой тупой, — сказал он. — Мне тоже в жизни, бывает, страшно становится. А как иначе? Но только я этого за аксиому принять не могу. Я иду, пока идется, используя сто процентов моих сил. Беру, что хочу, чего не хочу, не беру. Это и называется жить. Застряну где-то — тогда еще раз подумаю. Общество с неравными возможностями, с другой стороны, это общество, где ты можешь проявить свои способности.

— Как-то это черезчур эгоцентрично получается.

— Я зато не сижу и не жду, когда мне с неба что-то упадет. Я для этого все усилия прилагаю. Я усилий прилагаю больше тебя раз в десять.

— Это уж наверное, — согласился я.

— Я поэтому иногда вокруг оглядываюсь, и мне противно становится. Ну почему эти люди не прилагают усилий, почему не прилагают сил, а только ноют?

Я недоуменно посмотрел Нагасаве в лицо.

— А мне вот видится, что все люди вокруг вкалывают, как проклятые, не разгибаясь. Или я не так что-то вижу?

— Это не усилия, а просто работа, — коротко сказал Нагасава. — Я не про такие усилия говорю. Под усилиями я подразумеваю нечто более основательное и целенаправленное.

— Например, определиться с трудоустройством и со спокойной душой начать учить испанский?

— Да, вот именно! Я до весны испанский одолею. Английский, немецкий, французский уже выучил, итальянский доканчиваю. Без усилий, думаешь, это возможно?

Он курил, а я думал об отце Мидори. Я думал, что отец Мидори и представить бы, наверное, не смог, что можно начать учить испанский по телеурокам. И того, какая разница между усилиями и работой, ему тоже наверняка и в голову не приходило. Слишком он был занят, чтобы думать об этом. И работы было невпроворот, и за дочкой в Фукусима надо было ездить.

— Ну так как, в субботу если банкет устроим, сойдет? — сказал Нагасава.

— Сойдет, — ответил я.

Избранным Нагасавой местом был тихий респектабельный французский ресторан за Адзабу. Нагасава назвал свое имя, и нас проводили в отдельную комнату внутри.

На стенах маленькой комнаты висело штук пятнадцать фресок. Пока не приехала Хацуми, мы с ним обсуждали романы Джозефа Конрада и пили вкусное вино. Нагасава был в сером фирменном костюме, я был в крайне простецкой фланелевой куртке.

Мы прождали минут пятнадцать, когда пришла Хацуми. Она была со вкусом накрашена, в ушах были серьги из золота, на ней было стильное платье небесного цвета, на ногах были красные туфли строгого фасона, похожие на обувь для бала. Я сделал комплимент цвету ее платья, она сообщила, что это называется «midnight blue».

— Как тут шикарно! — сказала Хацуми.

— Папа когда в Токио приезжает, обязательно тут обедает. Я и раньше тут бывал. Я, правда, такую дорогую еду не особо люблю, — сказал Нагасава.

— А что так, здорово ведь, если иногда! Правда, Ватанабэ? — сказала Хацуми.

— Ага, главное, если только самому не платить за все, — сказал я.

— Отец со своей женщиной сюда всегда приходит, — сказал Нагасава. — У него же женщина в Токио.

— Да? — сказала Хацуми.

Я сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал пить вино.

Вскоре пришел официант, и мы заказали еду. На первое заказали суп, на второе Нагасава заказал себе блюдо из утки, мы с Хацуми — из окуня.

Заказ несли довольно долго. Мы пили вино и болтали о том, о сем. Сперва Нагасава заговорил о мидовских экзаменах. Говорил, что большинство сдающих были такими отбросами, что хотелось их лицом в болото окунуть, но были среди них и нормальные люди. Я спросил, было ли это отношение меньше или больше, чем в обычном обществе.

— Да то же самое, конечно, — само собой разумеющимся тоном сказал Нагасава. — Куда ни пойди, везде то же самое. Так оно было, есть и будет.

Когда вино в бутылке закончилось, Нагасава заказал еще одну, а себе попросил двойной скотч.

Потом Хацуми опять заговорила о девушке, с которой хотела меня познакомить. У нас с Хацуми это было вечной темой. Она все хотела познакомить меня с «очень симпатичной младшекурсницей из клуба», а я каждый раз увиливал.

— Такая девочка хорошая, красавица к тому же. Давай я ее в следующий раз приведу, и вы встретитесь? Она тебе обязательно понравится.

— Не надо, — сказал я. — Я слишком бедный, чтобы с девушками из твоего универа встречаться. И денег у меня нет, и говорить нам с ней не о чем будет.

— Да нет же! Она скромная и очень хорошая! Не зазнайка какая-нибудь.

— Ну встретился бы разок, Ватанабэ, — поддержал ее Нагасава. — Никто же тебя с ней спать не заставляет.

— Естественно! Ни в коем случае! Она же девочка еще, я точно говорю! — сказала Хацуми.

— Как ты уже упоминала.

— Да, как я уже упоминала, — рассмеялась Хацуми. — Но Ватанабэ, бедный ты или не бедный, это же ни при чем совсем. Конечно, и у нас на курсе лицемерки и зазнайки всякие есть, но остальные же все нормальные девочки. И едят в обед в столовой за 250 иен.

— Вот прикинь, Хацуми. У нас в универе тоже обед есть "А", "Б" и "В", "А" за 120 иен, "Б" за 100 и "В" за 80. Если я вдруг беру "А", на меня все вот такими глазами смотрят. А если у меня не хватает на "В", я ем лапшу за 60 иен. Как ты думаешь, будет нам с ней о чем говорить?